День, когда ее не стало

Человек — довольно сложно, с невероятным мастерством, сконструированное существо. При всей ювелирной непостижимости его физиологической природы, он вобрал в себя весьма сложные, многослойные и мультигранные психоэмоциональные поведенческие модели, проявления, реакции и мотивацию своего путешествия по реке жизни…

— Ты подумала очередной раз о положительном ответе на мое предложение? — почти заговорщицки прошептал он, обнимая ее, как крошечного котенка, нежно, уютно, тепло. У него оставалось 10-15 минут на обязательный рассветный понедельничный ритуал — «чашечка любви, превращающаяся в кофе» — как он его называл, часто добавляя: «Я тебе говорил, что любовь может превратиться во все, что только пожелаешь?» Конечно, много раз, но каждый раз это было изумительно. Он всегда произносил это так, как великий маг, знающий толк в таких вещах. И она ему верила.

Кот, она почти не называла его по-другому, мартовский кот, потому что родился в конце марта, и обладал поистине повадками гордого кота, который гуляет сам по себе и всегда знает, чего хочет. Но каждые выходные он преодолевал почти 500 км и 500 обратно, чтобы раствориться во вновь воскреснувшем счастье, которое они оба боялись вспугнуть и потому были очень бережны и не торопливы. И даже близкие друзья на протяжении этих полутора лет, как они возобновили как-то неуклюже оборвавшиеся тогда отношения, ничего не знали, но казалось, догадывались, что что-то происходит, но пока не понятно что…

Пока она колдовала над утренней «чашечкой любви, превращающейся в кофе» он, обвив ее всю собой, нежно склонил голову на ее плече, в полном умиротворении, которое воздушно-капельным путем мгновенно проникало в нее, заполняя все клетки крови, которая устремляясь по многочисленным магистралям, заполняла этим волшебством все ее тело.

— И-и? — вопрошающе протянул он.

Она разлила по чашечкам любовь, которая уже превратилась в крепкий, насыщенный кофе, с благоухающим шоколадно-кофейным ароматом, который она пила только с ним, и только по выходным, так как признавала только хороший чай, из всего ассортимента напитков, которыми он заполнил весь бар, и которые, практически, там скучали, — он любил кофе, она — чай, и изредка — бокал выдержанного вина.

— Ты не находишь, мое сокровище, что обдумывать столько лет предложение руки и сердца может перерасти в привычку?

Первый глоток кофе всегда был самым вкусным, и он всегда его смаковал, делая паузу в разговоре, какая бы тема не обсуждалась. Она улыбалась, с любовью наблюдая его утонченные жесты за этим процессом. В нем было столько удивительных и, одновременно с тем, притягательных сочетаний, которые, казалось, можно только придумать в человеке, но никогда, ни в ком не найти. Но в нем они просто были, с самого начала, с самого первого дня их знакомства.

Иногда она наблюдала за ним, как будто со стороны, пытаясь постичь немыслимые переплетения нитей судьбы, которая свела их таким чудесным образом и так кристально чисто его многочисленные особенности вошли в пазы ее, растрепанных и разбросанных во все стороны, особенностей, тут же структурируя их и выстраивая в правильном порядке. То, какой она была и чувствовала себя с ним, можно сравнить лишь с чувством наполненности, когда в вашей жизни нет пустых, ненужных или испорченных по причине не пользования или неправильного использования, зон.

Ей показалось, что сегодня он как-то особенно гармоничен, даже можно было бы сказать, красив, если бы она признавала мужскую красоту. Каждый раз, вот так наблюдая за ним, она вспоминала почему-то тот самый первый в ее жизни, «взрослый» поцелуй, и как уплыла земля из-под ее ног, и ту ночь во фруктовом саду, и нереально звездное небо, и его запах, в котором хотелось утонуть. Когда она поняла, что если влюбленность выглядит именно так, то ей это чувство очень приятно. Никогда раньше мужчина не будоражил ее так сильно, как Кот. Мальчики либо дружили с ней, либо боялись. Поэтому приблизиться «к телу королевы» на столь близкое расстояние — даже в голову не могло прийти обыкновенному смертному мужского пола

Ей было тогда 16 и для нее существовал только спорт и предстоящий этап, нацеленный на переход в сборную страны — верх самых дерзких мечтаний. А ему уже целых 23 и его уже интересовали, помимо спорта, многие другие вещи. Наутро он приехал к ней домой с огромным букетом роз, который он протянул ее маме со словами: «Здравствуйте. Прошу руки Вашей дочери». Безумец. Ее мать, надо отдать ей должное, хотя и приложила заметное усилие, но сохранила самообладание, и спокойно произнесла:

— Здравствуйте. А вы знаете, сколько лет моей дочери?

— Осведомлен. — Ответил он и засиял своей лучезарной улыбкой.

— Ну тогда, может, давайте познакомимся для начала? — произнесла мама, сделав вид, что для нее это была оригинальная шутка.

Это был бы не он, если бы не произвел крайне благостное впечатление на женщину. И ее мать не оказалась исключением, но как всякая мудрая женщина, она предложила подождать, пока ее дочери исполнится хотя бы 19, и если к этому времени его планы останутся в силе, она охотно их с ним обсудит…

— Я подумаю, — привычно ответила она, игриво и ласково глядя ему в глаза.

Он знал этот ее ответ, но как он любил этот ее взгляд! Он почти полностью компенсировал ему в который раз не произнесенное «да».

— Я люблю тебя. — Он всегда говорил это серьезно и тихо, как будто произносил это впервые.

— Я люблю тебя. — Ему нравилось, что она отвечала ему именно так, без этой приставки «тоже», как будто вы любите кого-то, потому что любят вас и не способны любить сами, а только «тоже». И она была единственной женщиной в его жизни, которая чувствовала это так же, как он, и не признавала слово «тоже» в чувствах.

Было 04:20 утра и ему было пора. В 9:00 у него была назначена важная встреча, на которую он возлагал большие надежды и планы. А впереди почти 500 км, которые для него стали привычной дистанцией «выходного дня» последние полтора года.

Он приехал в столицу три года назад со старой спортивной сумкой, с которой объездил пол страны в свою спортивную бытность, с твердым намерением прорваться. И он прорвался, он оказался просто прирожденным предпринимателем, с уникальным талантом чувствовать момент и ситуацию. Для него это была та же гребля на байдарках, только с более ярким пейзажем вокруг, более насыщенным общим антуражем и зрительской площадкой.

Он жил очень цепко, выверяя и отмечая каждый день, как человек, который привык к мысли, что какой-то из них будет его последним. В 17 лет он вступил в схватку с лейкемией и победил, но навсегда остался в stand by position, всегда в боевой готовности. А вместе с ним — все, кто его окружал.

— Мне пора, кошечка. Как всегда, это был лучший кофе, который я пил, потому что никто не варит его лучше, чем ты.

Он усыпал ее поцелуями через каждое слово, которое произносил с расстановкой и весом, как будто закрепляя его.

Это прекрасное, бесценное и столь редкое качество, — он был безгранично щедр на благодарность и искреннее восхищение, особенно в мелочах, он был исключительно внимателен к мелочам. И вероятно, это было одно из составляющих ее чувства, мало осознаваемого тогда ею, но спустя годы, ворвавшееся вольным ветром в распахнутые окна ее души. Чувство, которое уже ни с чем никогда не перепутать, сколько бы ликов и определений ему не давали, она уже твердо знала, что любовь — это свобода. Что у любви нет меры, сравнительной степени и посягательств, как их нет у свободы, — она либо есть и вы ее ощущаете всеми клетками и атомами, как ощущают дух свободы, ни на что не претендующий, всезаполняющий, самодостаточный и исцеляющий, либо ее нет, и ее место стремится быть занятым чем-то похожим, но не быть пустым. И если это есть внутри вас, где бы ни была одна из составляющих этой любви, она неделима, и она всегда будет стремиться к воссоединению, через все мыслимые и немыслимые расстояния и преграды.

Мелочи… Они правят целостностью. Если хоть один аккорд не сыграть в мелодии, она утратит свою целостность. Одно ранящее слово, брошенное в сердцах, выжжет на вашем сердце бурый рубец, один предательский поступок разрушит незыблемое чувство доверия, одна маленькая ложь способна пронзить душу любящего вас человека своей ядовитой стрелой. И что бы вы не делали после, это уже никуда не денется, потому что запись боли в одном пространстве памяти не возможно стереть записями счастья в других…

Но Кот был одарен этим могуществом, редко говорить о любви, но почти каждое мгновение ее проявлять. И эта черта перекрывает, обнуляет все имеющиеся в наличие недостатки, порой магическим образом преображая их даже в достоинства и любимые «тараканы».

Каждый из них знал цену словам, поэтому их не было много, не так много, как взглядов и тактильных диалогов. Но странные метаморфозы происходили со временем. Его всегда было катастрофически мало, а у них было такое состояние и такое ощущение, будто его безгранично много и так будет всегда. Ни в чем не было спешки, и когда они были вместе, броуновское движение жизни прекращало свое существование в разряженных частицах их чувств, их воздуха, их тел.

Ей не хотелось претендовать на его свободу, на его жизнь, на его чувства, а ему — на ее. И они неумолимо устремлялись и тянулись навстречу друг другу. Их разбрасывало ударной волной жизненных событий и схлестывало вновь. И каждый раз это напоминало абсолютно новую встречу, потому что скорость внутреннего движения была у обоих очень высокой. И каждый раз в отношения входили два повзрослевших и преобразившихся человека. И в этот раз они оба оказались в той фазе, где произошло полное слияния, но не нарушилась ни одна личная граница. И теперь больше не было препятствий и сомнений.

Он поддерживал ее во всех ее поисках, начинаниях и устремлениях, каждый раз уверяя, что она как бутон неземного цветка, который все равно раскроется своей инопланетной красотой, как бы ни прятался и ни боялся этого процесса. Он видел в ней нечто, что ей самой о себе самой было неведомо.

Они стояли в коридоре, в который уже пробрался первый рассветный лучик и нежно обнимал их объятия. По какой-то необъяснимой причине, они всегда прощались без слов, точнее, без их произнесения. Они смотрели друг другу в глаза, беспрепятственно проникая в любое пространство души друг друга. И в это утро она прошептала, нарушая укрепившуюся традицию, едва слышно, но уверенно: «Да.» Он нежно провел теплой ладонью по ее щеке и поцеловал. Никто, никогда не целовал ее так, как он, каждый раз окуная ее в невесомость, нарушая все законы земного притяжения…

Она провожала его нежным взглядом любящей женщины, и в ее голове снова застучала мысль о том, что ведь у них никогда уже не будет детей, а для нее это было немыслимо, невыносимо мучительно осознавать, но отказаться от того, что переполняло их, что питало и укрепляло их сердца — было сродни тяжкому преступлению, перед собой, перед своей душой, перед Богом, даровавшему им столь редкое, бесценное творение свое…

Он, не отводя от нее переполненных счастьем глаз, до последнего удерживая кончики ее пальцев, вышел в парадную и побежал вниз по лестнице. Она вышла по обыкновению на балкон, чтобы прослушать мелодичную серенаду клаксона его горделивой «Селики» в ее адрес, после чего отправилась в их мир растрепанных одеял и смятых простыней, чтобы окунувшись в родной запах, поспать на его подушке пару часиков до побудной зорьки в виде его смс: «Кошечка, я на другой планете. Доброго тебе дня!» «На другой планете» он называл места, где не было ее, каждый раз возвращаясь обратно в град стольный, он возвращался на «другую планету».

Она привычно погрузилась в его аромат, сладостно уткнувшись в его подушку. Промелькнула мысль, что она забыла убрать со стола, и что чашки потом «не отгрызть» от застывшей кофейной гущи, но тут же переполнилась его счастливыми глазами, теплыми кончиками его пальцев, нежными, сладкими губами и устойчивым чувством нереальности такого счастья…

Она подскочила от телефонного звонка, и еще не проснувшись, кинулась к телефону.

— Ты что, еще спишь?! Я жду тебя уже полчаса! — Это был ее партнер, с которым они запускали совместный симпатичный проект, и с которым они должны были быть в 11 часов на встрече с арендодателем помещения, для согласования ряда планируемых переделок в помещении.

— А сколько время? — пыталась сообразить она.

— 11:20. Когда ты будешь?

Ей нужно было на дорогу минут 30-40 и собраться хотя бы полчаса.

— Постараюсь через минут 40, — не захотелось называть дольше время, чтобы не продолжать разговор, хотя было понятно, что она не будет через 40 мин. Но она быстро распрощалась, несмотря на обилие слов для нее на том конце провода, и кинулась к мобильному телефону. Смс не было. Что-то тягучее и студеное засосало под ложечкой. Она направилась в ванную, пытаясь понять, почему ее это так забеспокоило, ведь у него просто могло не быть времени, хотя, как он всегда говорил, на смс всегда можно найти время, т.к. речь идет о 30-60 секундах, которые всегда можно найти, даже если у вас расписаны все 24 часа на этот день…

Она собралась и перед выходом снова взглянула на экран телефона. Время было 11:55. И в этот момент телефон вздрогнул в ее руках и зазвонил. От неожиданности, она вздрогнула всем телом и пыталась сообразить чей это номер, который показался ей знакомым. Она не спеша нажала клавишу с изображением уже подтертой зеленой трубочки и… провалилась в давящую тишину. Через целую вечность она услышала, как какой-то знакомый, и в то же время почти неузнаваемый, голос произнес ее имя, и назвал свое. Это был один из лучших его друзей. Он опять повторил ее имя.

— Да, — ответила она, чувствуя, как огромная волна накрывает ее сверху вниз, своей давящей неизбежностью пробивая ее хрупкую оболочку.

Она до сих пор не помнит слов, которые последовали за ее именем, кроме двух, там где-то затесавшихся в рваных предложениях… «Больше нет»… «больше нет»… «больше нет»… стучалось и билось во все окна и стенки, пульсировало где-то внутри, в подкорке, било больно в груди, и клокотало во всем теле… «Нет»… «нет»… «нет»…

Вечером кто-то сильно тарабанил в дверь, ее тело поднялось с холодного пола, и неуклюже направилось к двери. На пороге стоял ее партнер, не на шутку перепуганный и потерянный, и с порога начал кричать:

— Ты что с ума сошла?! Я себе места не нахожу, хрен знает что уже передумал! — Когда он включил свет, он увидел нечто, что лишило его не только слов, но и движений.

— Боже… Что случилось? — он подскочил и, схватив ее за плечи, непроизвольно, начал трясти. И в этот момент через все ее тело прокатилась невероятная боль, физическая, острая, нестерпимая боль. Ее лицо скорчилось от этой боли, и он рефлекторно разжал руки.

— Так. — Отрезал он, — Я сейчас. И пулей рванул за дверь. Через секунду вновь появился:

— Дверь не закрывай!

Он вернулся быстро, в одной руке он держал плоскую пляшку водки и бутылку «швепса» — в другой. Он забежал на кухню, схватил стакан из-под сока, и с ультразвуковой скоростью смешал 50/50. Подошел к ней вплотную и твердо произнес:

— Пей.

Она поморщилась и отвернулась к стене.

— Выпей… Давай… Пей.

После недолгих препираний и мычаний, она взяла стакан. Она никогда не употребляла ничего такого и в принципе обладала полным равнодушием к алкоголю. Он взял стакан поверх ее руки, поднес ко рту и со словами: «Ты должна это выпить до дна», чуть ли не силой, до последнего не отпуская стакан, заставил ее проглотить этот коктейль. Эффект на голодный желудок и заступоренный организм не заставил себя ждать. Она сползла по стене, подняла глаза и потупившийся, расплывающийся  взор соскользнул с вазы на столе, в которой улыбался жизни нежный букетик полевых цветов, на две чашки, в которых еще сегодня утром любовь превращалась в кофе… и его чашка, осталась стоять там, где он поставил ее в последний раз… Она вцепилась в колени и, как смертельно раненный зверек, взвыла, пронзая пространство нечеловеческим стоном. Картинки ее жизни рассыпались на ее глазах, как раскрошенное стекло…

— Теперь рассказывай, что случилось, — он сел на пол рядом с ней и обнял ее. Она не могла остановиться… Теперь она просто плакала, беззвучно и безнадежно.

Она ему очень нравилась, но она была просто недостижима для него, начиная от ее принципов «я не сплю с теми, с кем работаю» и т.п. до ее личной жизни, которая, он был уверен, есть. Но она была такая скрытная, что о ее личной жизни вообще мало кто что знал. Но то, что что-то произошло очень серьезное, он понимал совершенно четко.

Они сидели на полу, и он не отпускал ее из своих объятий, пытаясь хоть так ей чем-то помочь. Ее истерика начала стихать, медленно перерастая в глухую фрустрацию. Он тихо спросил:

— Может, ты все-таки расскажешь мне, что произошло?

Она едва кивнула головой и через время обессилено тихо произнесла:

—  Сегодня меня не стало.

Больше никогда и никому, за исключением двух близких ей людей, она не рассказывала о своей утраченной жизни. Это как вырванная страница, вы можете видеть след ее присутствия, но никогда не узнать, о чем было написано на ней.

Еще долго она не могла найти способ с этим выжить, пока ее организм и непостижимая особенность ее психоэмоциональной конструкции не перевернула быль в небыль, открыв ей тем самым запасной кислородный баллон, спасительно расслоив ее реальность на жизнь до — пробел — и после. И только застрявшее чувство конечности всего, что имеет начало, как отпечаток, накладывалось на все проявления ее жизни, не помогая ей ничем и не освобождая ни от чего. И ясное осознание того, что сколько бы ты ни умирал, жить — это единственное, что ты можешь, должен и способен делать качественно и это единственное протяженное настоящее…

Автор:  Tatyana Varukha