Я увольняюсь…
У подруг сыпятся браки. Крепкие и добротные, сыпятся карточными домиками. Причины размыты и не очевидны, особенно для их матерей. Не пьет, не бьёт, деньги носит, детей любит, что еще надо?
Да, что? Как объяснить?
Разводы обнажают в людях худшие ипостаси. Самые щедрые люди становятся скупыми, самые добрые — безжалостными, самые тихие — кричат и бьют посуду. Дни становятся неповоротливыми как кисель, текут медленно и зло. И утром ты заранее устал от этого дня, затопленного разочарованием в том, кого любил много лет.
Подруги очень изменились, даже внешне, прямо на глазах. Одна похудела на 12 килограмм и обрезала волосы под каре. Вторая наоборот, округлилась, наела румяные щечки, очень хорошо стала выглядеть. Всем назло.
Стресс ударил с разных сторон, но ударил.
Мы не планировали встречу втроем. Так получилось случайно. Но когда они познакомились…Я была поражена, как же созвучны женщины в боли, как же совпадают они в ощущениях.
Обе над пропастью во лжи.
Обе в черно-белом каком-то кино, которое как будто не с ними…
Две разные истории с одним концом.
Как важно понять, что развод — это и есть хеппиэнд, как важно перестать тянуть прошлое в настоящее, потому что прошлое выросло и изменилось и его по сути больше нет.
Я познакомила двух подруг, которые переживают развод. И ушла. Думаю, они не заметили, поглощенные открытием о том, что их боль — не уникальна…
Это текст я посвящаю Вике и Алине.
Я вас очень люблю, девочки.
И поддерживаю.
….
Ты преподал мне уроки. Но совсем не те, на которые рассчитывал.
Сначала ты кричал и не извинялся. Я стала покорной.
Ты считывал покорность как осознание твоей правоты.
А это просто страх.
Я спряталась в него от крика и слушала оттуда твою пульсирующую боль.
Ты обижал. Говорил обидные слова.
Но эти слова были не про меня. Они были про тебя.
Твои дротики летели в меня, но не долетали. Точнее долетали, но отзеркаливали обратно и возвращались в твое сердце.
Тебе было больно. Мне было жалко. Тебя.
Не буду лукавить, себя мне тоже было жалко. Но жалость для меня это слёзы, а слёзы — лишь индикатор не решённой проблемы.
А нерешённые проблемы надо решать.
Абьюзинг — это психологическое насилие.
Ты так гордился, что не бил меня.
Но ты бил.
И синяки были не очевидны, но эти твои невыполненные обещания, унизительные разговоры, когда ты смотришь в телефон, а не в меня, остывшие ужины, это изнуряющей молчание, манипуляции моей зависимостью от тебя, нивелирование моей роли в семье — это тоже насилие.
Не отпустить к подругам, не выполнить обещаний, забыть о юбилее, наплевать на мои проблемы …. Это все оно.
Я чувствую себя именно так — изнасилованной. Мне стыдно и больно. У меня кровит. И я боюсь, что сама спровоцировала насильника.
Но только я не знаю чем.
Ты хотел показать, как много делал для меня. И отнял то, что дал.
Отнял у меня, чтобы я испугалась и осознала: я — ничто без него.
Зачем предъявлять счета?
Ты же сам давал, я не просила.
Тебе нравилось давать, покупать, оберегать, баловать.
Забирая шубы и драгоценности, ты не забираешь у меня воспоминаний о счастье, ты забираешь уважение к тебе. Шуба — это мех. Каждая ворсинка грела меня твоей любовью. Мне уже было в ней тепло и этого тебе не отнять.
А то, что эту зиму я буду ходить в пуховике, меня не пугает. Меня пугает лишь то, что ты, прожив со мной десяток лет, уверен, что отобрав шубу, сможешь меня проучить.
Ты ушел, чтобы я осознала, как много я потеряла.
А я просто попробовала жить без тебя и мне понравилось.
Без тебя — это без унизительного обслуживания твоего настроения, без ожидания тебя «сколько надо», без страха, что ты накричишь просто потому, что там, в большом мире тебя обидели, и этот, наш с тобой, маленький, ты создал для того, чтобы выплевывать сюда кровь от разбитых там губ.
Я ни слова плохого не скажу детям о тебе.
Но то, что они видели, это уже их отношения с миром и с тобой.
Я все эти годы работаю твоим адвокатом, выдумываю причины, оправдывающие твои поступки, и скармливаю их детям.
Я увольняюсь с этой должности. Отныне за свои косяки ты отвечаешь сам.
И если ты толкнул меня на глазах у дочери, если ты не поздравил сына с днем рождения — то это не «у папы был тяжелый день», а «папа поступает очень плохо».
Ты преподал мне отличный урок, за который я тебе очень благодарна.
Ты всадил нож в спину, а там была цепь, сковывающая крылья. И я расправила их. Я могу летать. А я и сама этого не знала.
Я почти поверила тебе, когда ты сказал, что я без тебя — пустышка.
Какой оказывается вокруг большой мир.
А раньше я думала, что ты и есть мой большой мир.
Пока ты не превратил мой мир в мусорный мешок, в который бросал все отходы твоего настроения. Ох, как же я благодарна тебе за уход.
Ты отобрал у меня себя, и хотел, чтобы я страдала. А тем самым ты подарил мне меня , и это самый ценный подарок в моей новой жизни.
Знаешь, оказывается, пуховик греет лучше меха.
Мех — простроченное в одно полотно теплое молчание маленьких чужих смертей. И я ходила укутанная в подаренное тобой насилие.
А пуховик сшит из ткани, и при его производстве никто не пострадал. И я укутана в натуральное тепло, не построенное на чужих мучениях.
А дочь вчера связала мне из разноцветных ниточек потрясающий браслет. И он дороже любого самого дорогого колье из твоих подарков.
Потому что, он про безусловную любовь, которая не закончится по взмаху дирижера.
И здесь, над прописью во лжи, я от всех души, со всей искренностью говорю тебе: спасибо за развод.
Автор: Ольга Подольская